Неточные совпадения
Самгин
вышел в коридор, отогнул краешек пыльной занавески, взглянул
на перрон —
на перроне одеревенело стояла служба станции во главе с начальником, а за
вокзалом — стена солидных людей в пиджаках и поддевках.
Наш полупустой поезд остановился
на темной наружной платформе Ярославского
вокзала, и мы
вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.
Когда я
вышел из трамвая, направляясь
на вокзал, меня остановил молодой человек.
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал
на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флердоранжем. Тонкий же только что
вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын.
И свое беспокойство я объяснил боязнью, что сейчас, пожалуй, придет ко мне Кисочка, помешает мне уехать и я должен буду лгать и ломаться перед ней. Я быстро оделся, уложил свои вещи и
вышел из гостиницы, приказав швейцару доставить мой багаж
на вокзал к семи часам вечера. Весь день пробыл я у одного приятеля-доктора, а вечером уж выехал из города. Как видите, мое мышление не помешало мне удариться в подлое, изменническое бегство…
В седьмом часу утра я услышал кругом шум и ходьбу. Это сажали в санитарный поезд больных из гунчжулинских госпиталей. Я
вышел на платформу. В подходившей к
вокзалу новой партии больных я увидел своего приятеля с ампутированной рукой. Вместе с другими его отправляли в Харбин. Мы проговорили с ним часа полтора, пока стоял санитарный поезд.
И во всех эшелонах было то же. Темная, слепая, безначально-бунтующая сила прорывалась
на каждом шагу. В Иркутске проезжие солдаты разнесли и разграбили
вокзал. Под Читою солдаты остановили экспресс, выгнали из него пассажиров, сели в вагон сами и ехали, пока не
вышли все пары.
Он
вышел на крыльцо
вокзала.
Вышел я
на перрон. Пустынно. Справляюсь, где стоят госпитали, — за несколько верст от станции. Спрашиваю, где бы тут переночевать. Сторож сказал мне, что в Гунчжулине есть офицерский этап. Далеко от станции? «Да вот, сейчас направо от
вокзала, всего два шага». Другой сказал — полверсты, третий — версты полторы. Ночь была темная и мутная, играла метель.
Из вагонов
вышло десятка полтора пассажиров, видимо местных, судя по тому, что ни один из них не заботился о багаже, весь имея его в руках, в форме узлов, чемоданов, корзин, и вскоре все они покинули гостеприимную кровлю
вокзала, не полюбопытствовав даже взглянуть
на буфетные залы.
Блондин подал руку брюнетке. Они
вышли из подъезда
вокзала, сели в ожидавшую их изящную пролетку
на резинах и укатили.
Навернула машина
на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, — и стоп.
Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши, не евши, к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от
вокзалу разворот до Главного штабу идет, пьяный не собьется.
Но это еще не все.
Я следил за ним, как лиса.
И вчера, когда вы
выходилиИз дому,
Он был более полчаса
И рылся в вашей квартире.
Потом он, свистя под нос,
Пошел
на вокзал…
Я — тоже.
Предо мной стоял вопрос —
Узнать:
Что хочет он, черт желтокожий…
И вот…
на вокзале…
Из-за спины…
На синем телеграфном бланке
Я прочел,
Еле сдерживаясь от мести,
Я прочел —
От чего у меня чуть не скочили штаны —
Он писал, что вы здесь,
И спрашивал об аресте.